Лапидус начал быстро карабкаться, аллигатор остался на дне шахты.
— Молодец, — сказал ему Манго — Манго, — временами ты быстро соображаешь.
Лапидус ничего не ответил, Лапидус добрался до люка и теперь ему надо было выбраться наружу.
Люк был приоткрыт, но не открыт. Лапидус ухватился за тяжелый чугунный край и начал двигать. Люк сдвинулся с места, аллигатор растворился в темноте шахты, будто никакого аллигатора никогда и не было.
Лапидус еще поднапрягся и совсем отодвинул люк.
Донесся гул машин, отчетливо раздались голоса.
Мужские и женские вечерние голоса.
Лапидус высунул голову и осмотрелся.
Люк находился на обочине дороги, как и тот самый люк, куда Лапидус забрался час назад. То есть приблизительно в двадцать часов пятнадцать минут, может, в двадцать ноль семь или в двадцать двенадцать. Время относительно, потому что только оно существует. Сейчас двадцать один пятнадцать или двадцать один ноль семь, или двадцать один двенадцать. Прямо рядом с люком стояло несколько столиков, за столиками сидели люди, мужчины и женщины, детей не было, дети уже пошли спать, как спать отправился и голодный аллигатор. Дети же пошли спать сытыми, как и положено детям. Дети пошли спать, а родители гулять. Манго — Манго мог сделать из этого очередную песенку, но Манго — Манго отсутствовал: Лапидус вылез из люка один.
Лапидус встал с колен и еще раз осмотрелся.
Пять столиков, двадцать стульчиков. Тент, под тентом стойка. Пиво, пепси, мороженое, гамбургеры. В животе заурчало, Лапидус обнаружил, что ему патологически хочется жрать. Как тому аллигатору, что тенью метнулся за его ногами. Вот только денег у Лапидуса не было, и был он настолько грязен, что даже при наличии денег ему никто бы ничего не продал.
— Ты замечательно выглядишь, — услышал Лапидус женский голос.
Лапидус вздрогнул и обернулся.
Эвелина смотрела на него из окна все той же синей машины, в которой Лапидус уже вволю накатался с утра.
— Ты откуда такой красивый? — спросила Эвелина, снимая темные очки и подмигивая Лапидусу.
Лапидус вздохнул, Лапидус понял, что ничего не изменилось, он мог скормить себя аллигатору и ничего бы тоже не изменилось, все было запрограммировано с самого утра, с восьми часов, когда он сел не в тот троллейбус.
Ему не стоило сбегать с пустыря — в любом случае ему там ничего не грозило.
Ему не стоило прыгать и вновь сбивать в кровь ладони, пытаясь покрепче ухватиться за металлическую скобу — все было предопределено, все было определено, все было расписано тем, кто всегда расписывает все по пунктам и параграфам. Лапидус должен был залезть в люк, вылезти из люка и тут его должна была ждать Эвелина.
Все начиналось снова, сейчас она его спросит про пакет.
— Ты чего такой несчастный? — спросила Эвелина. — Садиться будешь?
Лапидус покорно собрался сесть на привычное место рядом.
— Эй, — сказала Эвелина, — ты грязный! Куда ты такой?
Лапидус молча закрыл дверь и собрался уходить.
— Снимай штаны, — сказала Эвелина.
— Как это? — спросил Лапидус.
— Снимай штаны, они грязные!
— Трусы тоже, — пробурчал Лапидус.
— И трусы снимай, — сказала Эвелина, опять надевая свои большие темные очки.
— Как это? — спросил Лапидус.
— Руками, — сказала Эвелина и добавила: — Быстрее, ехать надо!
— Как я поеду без трусов? — удивился Лапидус.
— Снимай, — сказала недовольным тоном Эвелина и внезапно наставила на Лапидуса маленький черный пистолетик, — снимай и садись, я кому сказала!
Лапидус покорно стянул штаны и огляделся вокруг. Никто не обращал на него никакого внимания.
— Я же сказала — трусы тоже снимай! — повторила Эвелина, — сиденье запачкаешь. Снимай и выбрасывай!
— А куда мы поедем? — спросил Лапидус, выбрасывая трусы вслед за штанами.
— Куда–нибудь поедем, — сказала Эвелина, — отмоем тебя, постираем, накормим…
— А как я поеду без трусов?
— На машине поедешь, — еще более недовольным тоном сказала Эвелина и вновь направила на Лапидуса все тот же маленький и черный пистолетик, — давай быстрее!
Голый Лапидус сел в машину. Эвелина опять сняла очки и внимательно посмотрела на лапидусовскую промежность.
— Чего он у тебя такой скукоженный? — спросила она, трогаясь с места.
Лапидус не ответил, он сидел голым в синей машине, машина ехала по улице, бегства не получилось, его поймали и вновь куда–то везли.
— На заднем сиденье сумка, — сказала Эвелина, — достань.
Лапидус достал с заднего сиденья большую пляжную сумку.
— Открой, — сказала Эвелина.
Лапидус открыл.
— Там полотенце, — сказала Эвелина.
Лапидус нашел большое пляжное полотенце в цветочках и достал из сумки.
— Прикройся, — сказала Эвелина, делая правый поворот.
Лапидус завернулся в полотенце и ему стало легче, хотя он был все такой же грязный и от него все так же мерзко пахло.
— Ну и воняет же от тебя, — сказала Эвелина, поворачивая влево.
Лапидус открыл окно и начал смотреть на улицу.
— Курить будешь? — спросила Эвелина.
Лапидус кивнул.
— Возьми, — сказала Эвелина, протягивая ему правой рукой пачку сигарет и зажигалку.
Лапидус закурил, вдохнул, выдохнул и снова посмотрел на улицу.
— Полдесятого, — сказала Эвелина, — надо торопиться.
— Куда? — спросил Лапидус.
— Мне звонить должны, — проговорила Эвелина, увеличивая скорость, — ровно в десять, надо успеть.
— А что дальше? — спросил Лапидус.
— Вот в десять и узнаем! — она снова повернула направо и Лапидус с тоской подумал, что лучше всего для него было быть съеденным аллигатором.
Лапидус опять бежал по пустырю, по той самой новостройке, и опять прямо перед ним, на каком–то мерзком шнуре, висел труп ободранного кота. Лапидус опять закричал, и эхо вновь подхватило его крик, усилило, бросило в стены и вернуло. Лапидус продолжал кричать, а потом опять побежал, не понимая, куда, не понимая, зачем, но чувствуя только одно — с него хватит!
Куча малолетних бомжей, малолетних придурков, каких–то ободранных, как труп кота, и измызганных существ с улюлюканьем в очередной раз встретила Лапидуса и в очередной раз в него полетел град камней, он опять закрыл лицо руками и опять начал пятиться. Внезапно он споткнулся о бетонный блок, упал и полетел куда–то вниз.
Лапидус вновь начал кричать, крик превратился в эхо, эхо срикошетило и в очередной раз исчезло в темноте. Лапидус глубоко вздохнул.
— Кошмары мучают? — спросила Эвелина.
Лапидус ничего не ответил и посмотрел в окно.
— Ты даже храпел, — сказала Эвелина.
— Куда мы едем? — поинтересовался Лапидус.
— Домой, — ответила Эвелина и повернула направо.
Лапидус посмотрел в окно, улица была знакомой и знакомыми были дома. Если они и ехали домой, то домой к Лапидусу. Ему опять стало душно, с такой скоростью они доберутся до его дома через пять минут.
— Через четыре, — сказала Эвелина, — как раз успеем, в десять должны звонить.
— Куда звонить? — спросил Лапидус.
— Домой, — ответила Эвелина и сбросила скорость.
— Мы едем ко мне домой? — уточнил Лапидус, чувствуя себя еще несчастней, чем час назад.
— К тебе, — подтвердила Эвелина.
— И мне будут звонить?
— Нет, звонить будут мне…
— Но ко мне домой? — уточнил Лапидус.
— Да, звонить будут мне, но к тебе домой…
— У меня дома есть нечего, — угрюмо сказал Лапидус.
Эвелина затормозила. Двери супермаркета вращались, в них входили и из них выходили поздние покупатели.
— Ты чего хочешь? — спросила Эвелина.
— Есть я хочу, все, что угодно! — сказал Лапидус.
— Сиди тихо, я быстро! — сказала Эвелина, взяла сумочку и вышла из машины.
Лапидус посмотрел в окно: Эвелина нырнула в супермаркет. Лапидус хорошо знал, что сейчас она встала на эскалатор и едет на второй этаж: продуктовый отдел был, почему–то, на втором этаже.
На часах было без десяти десять. Если Эвелина выйдет через пять минут, то они успеют к десяти, потому что дом Лапидуса был за углом. Вначале — супермаркет, поворачиваешь за угол — и дом Лапидуса. Только бы работал лифт, и тогда в десять они войдут в квартиру. Вот только зачем?
Лапидус попытался в очередной раз понять, что сегодня происходит и в очередной раз ничего не понял. «Индилето», вспомнил он дурацкое слово из песенки Манго — Манго. Сегодня лето, второе июня, то есть, еще самое его начало. Второго июня, в самом начале лета, он сел в восемь утра не в тот троллейбус и лето стало с приставкой «инди», вот только понять все равно ничего нельзя.
Лапидусу захотелось выйти из машины и размять ноги, он дернул за ручку машины, но она не открылась — Эвелина заперла его снаружи. Можно открыть окно и вылезти, но тогда с него спадет полотенце и он вновь окажется голым. Вот если бы сейчас пошел дождь, такой дождь, как с утра, то это было бы на руку — идет голый человек под дождем, чтобы одежда не мокла, а если одежды нет, то всем на это наплевать, потому что дождь и все бегут, чтобы не намокнуть.